Я пытаюсь найти синоним этого слова, но, кажется, выразить подобное одним словом просто невозможно, и это остается единственным. Похоже, лишь ему удалось "ухватить" это неустойчивое, как зыбучие пески, состояние. Другие слова как будто бы приходят слишком поздно и застают уже затвердевшую, неподвижную форму: например, слово "виновность". Виновность установлена и очевидна. Однако для того, чтобы уловить виноватость.надо быть немного чем-то вроде импрессиониста; взглянешь чуть позже необходимого — а она уже улетучилась... Ее цвета не настолько густы,как у изобличенной виновности. Они подобны легким приливам и отливам: как будто под кожу виноватому, осознающему, что он таков, ввели разведенную краску. Но в сущности виноватость проступает изнутри. В ее палитре — красный, розовый, фиолетовый и даже зеленоватый. Можно наблюдать за сменой ее цветов — все равно что в ателье художника...
У моего коллеги она начинается с носа: как будто на его кончик попала таблетка краски и, постепенно растворяясь, краска поднимается вверх. Нос становится иссиня-фиолетовым, а лицо в это время желтеет... Когда я знаю о совершенной им подлости, я просто наблюдаю за ним, выжидая доказывающего его вину изменения цвета лакмуса виновной совести. Когда же я не знаю об этом предварительно, происходит обратное: цветовой эффект подсказывает мне, что совесть его опять нечиста. Мы ведем некий странный диалог с его носом, который рассказывает мне, что именно он написал анонимку, что именно его касается сказанное в принципе замечание и что именно он виновен. Однако он не становится виноватым в смысле внешне доказанной вины, а лишь олицетворяет виноватость — то есть остается с внутренним, на миг показавшимся цветовым признанием своей вины. Он знает, что мне ясны признаки нечистой совести, но даже не опускает глаз... Из-за того, что я наблюдаю за его реакциями, как за химическим процессом в колбе, ничего не меняется. "Ну, хорошо, — как будто бы шепчет он мне, — ты знаешь, ну и что? Только из-за этого стать честным, откровенным, не сплетничать ни у кого за спиной, говорить правду и вообще быть борцом? Нет, спасибо! Предпочитаю окрашиваться и менять цвет!" Что он и делает. Его виноватость не однократна, не является результатом естественного свойства человека ошибаться, которого никому не избежать. Для него она превращается в образ жизни, в Повседневный облик. Он предпочитает платить такой ценой, чем ценой неприятностей. Предпочитает, чтобы в нем ежедневно проходил этот своеобразный химический процесс, этот распад вины — вплоть до ее выброса на поверхность. Виноватость в какой-то мере является очищением, реакцией материи — вроде организм освобождается от вредной клетки вины. Разумеется, вина не испаряется без осадка, не исчезает навеки и сознание виновности — виноватость. Она оставляет после себя болезненно-желтый цвет — своеобразный грунт для следующего ее полотна. Так наслаивается оттенок виноватости.
А он — постоянный. Грязноватый, размытый, измазанный — в отличие от ясного изображения внутренней чистоты. Взгляд у человека с нечистой совестью виноватый — глаза смотрят через завесу многократной, постоянной виновности, бесконечной лжи, подхалимства, мелких подлостей... Он давно уже не чувствует себя виноватым не только в конкретном случае. Виноватость становится манерой поведения, порождаемой cтpaxoм, а тот в свою очередь создает поводы для нового чувства собственной вины. Такой человек боится, как человек "с темным прошлым", он легко продастся подлости.
Еще хуже виноватость из-за несделанного, из-за бездействия. "Профессиональная" виноватость, "чиновничья". Она разваливается удобно, как здоровенный детина, на сиденье, за ручку которого, стоя, ухватился немощный старик. Порой за дверью может стоять целый ряд письменных столов с сидящими за ними людьми, испытывающими профессиональную виноватость. Они болтаются между требуемым от них и даваемым ими. В таком случае виноватость превращается в постоянное профессиональное поведение, становится коллективной. Ею дышат как застоялым воздухом. Когда я попадаю к изнывающим на работе от безделия людям, мне хочется быстро пересечь комнату и настежь распахнуть окно!
Однако здесь-то и вмешивается внутренний голос, говорящий, что виноватость не так уж преступна, ведь это реакция совести, и именно совесть наносит свои краски на лицо человека. Эта истина не меняет еще одной истины: виноватость; сожительствует бок о бок с виной. Ее цветовые симптомы появляются и тут же скрываются, как признаки хронической болезни, с которой можно прожить жизнь. Виноватость — летаргия. Хотя порой она может выглядеть как участие — виноватый супруг становится нежным дома, друг-предатель — заботливым, но все это лишь признаки внутреннего равнодушия. На самом деле такой человек внутренне отчужден, сторонится людей, избегает их, как перенаселенные улицы. Постоянная виноватость из-за постоянно невыполняемого долга подобна замкнутости в самом себе... Такой начальник также далек от своих подчиненных. Внутренняя отчужденность была предпосылкой для его виноватости, а та потом лишь увеличивает разделяющее расстояние. Он не защитил своих людей, как надо, смолчал ради собственной выгоды, а после, на собрании, встал, виновато глядя на них. Вот уж никак не вяжутся эти два уровня: низкий, жалкий сорняк виноватости и высокий стебель занимаемого поста. Такой "шеф" обычно компенсирует это своей псевдо демократичностью, широтой взглядов, вседозволенностью. В этом и страшная сторона виноватости — она рождает распоясанность, освобождает от вины других. Разве виноватый — не самый "чуткий", всепонимающий душа-родитель?!
Виноватость подобна вине, заткнутой пробкой. Выскочит та — рассеется и виноватость. Замкнутая вина ферментирует в человеке. А ведь она, как рана — ее надо вскрыть, чтобы она дышала и заживала... Как просто!.. Сейчас, задумавшись, я оцениваю прегрешения моего коллеги как "мелочи" — ну, "накапал" на кого-то, покривил немного душой... А в принципе он — добросовестный человек, только вот дополняет недостающий талант небольшой подлостью. Не произрастает ли виноватость именно на этом пересечении — между хорошими и не столь честными методами, между самоотверженностью и не таким уж большим самоотречением, между устремленностью и не очень сильным стремлением? Не признак пи виноватости шаг к спокойствию внутри нас?